ПЕТЕРБУРГ
| |||||||||
Владимир Тишко в юности работал в похоронном оркестре.Не думал, что когда-нибудь «попаду в телевизор». Мечтал работать в Мариинском театре Петербурга. А не в каком-то захудалом театрике и почему-то непременно с Андреем Мироновым. В детстве меня частенько ставили на стульчик и заставляли читать стихи. Но стихи я читал плохо — всегда краснел и забывал текст, не очень понимая, почему эти дяди и тети требуют от меня такого безобразия. В общем, это отбило у меня всяческое желание выступать перед публикой. Ни в какой самодеятельности в дальнейшем я не участвовал, тихо-мирно учился себе в музыкальной школе по классу скрипки. Скрипку я, конечно же, ненавидел — кроме тех сладких моментов, когда, возвращаясь домой, сталкивался во дворе с пацанами. Увидев меня с черным футляром, они как-то менялись в лице и, подойдя ко мне на полусогнутых от волнения ногах, говорили: «Володь, а покажи скрипку...» Это был мой звездный час, момент триумфа! Я забывал, что у меня вредный педагог, что ненавижу скрипку, Шрадика и гаммы. Я был для мальчишек не Вован, с которым они курят втихаря на детской площадке, а инопланетянин, который владеет каким-то сакральным знанием и сейчас им с ними поделится. Немного помявшись для проформы, я медленно открывал футляр, доставал инструмент... Ощущение было такое, что в этот момент тучи рассеиваются, начинает звучать органная токката Баха и скрипка излучает неземное сияние... Длилось это минуты две-три, пацаны тупо смотрели на скрипку, и волшебство заканчивалось — они убегали играть в футбол, а я плелся домой пиликать эти ужасные гаммы и арпеджио. В восемнадцать лет, как и положено, меня забрали в армию. Правда, до этого я уже успел поработать... в похоронном оркестре. Когда друзья позвали меня туда первый раз, я жутко обрадовался: «Черт, это же круто!» Платили целых десять рублей, да еще и бутылка водки полагалась бесплатно. На дворе — конец 80-х, что такое бутылка водки тогда, думаю, не надо объяснять. Впрочем, радость моя очень быстро улетучилась. Похороны — не свадьба, у людей горе, слезы... Я первый раз был в таком шоке, что даже играть не смог, все ноты позабыл. Но, видимо, человек так устроен, что привыкает ко всему. Привыкнуть к чужому горю мне так и не удалось, но я уговорил себя, что есть такая услуга — траурный оркестр, и он нужен людям, потому и пользуется спросом. Да и к своей работе я уже не относился как к приключению, за которое еще и денег с водкой дадут. То есть до самого призыва работал в этом оркестре вполне профессионально. Служба в доблестных Вооруженных Силах поначалу была халявной. Я попал в «учебку» на Урал — достаточно жесткое заведение, где из нас в течение полугода должны были сделать сержантов, чтобы потом отправить в войска. Как человек, который не очень-то хотел служить, я начал искать тепленькое местечко. И когда меня спросили, что я умею делать, честно ответил: играю на трубе. Духовые оркестры очень популярны и с радостью начальство меня туда распределило. Они часто выступают на международных конкурсах. Пока служил, у нас в стране произошла очередная перетурбация. И вернувшись домой, обнаружил кругом пустые ларьки. Единственное, что в них тогда продавали, — значки с надписью «no problem». [ НАЗАД ]
|
наша кнопка (код) | ||||||||
wm@spb-lenivo.ru |